Олег Сироватко Topic: В СЫНОВЬЕМ СЕРДЦЕ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА В СЫНОВЬЕМ СЕРДЦЕ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
Что общего у шотландского скотча, живописного водопада в горном Крыму, острова в Атлантическом океане, порученца козацкого старшины и села на окраине Винниччины? Автор книги-эссе 'Родинна колиска – Джурин' Александр Горобец уверяет: отнюдь не только единый корень в их названии – Джура (Jura), а в значительно большей степени сам его 'жидкостный' тип, бытийно родственный текучей природе невозвратно бегущего времени. В армянском, тюркском, курдском языках его значение – 'вода', 'живая' и 'висячая' вода, а что может быть более сходным уподоблением его неостановимости? Удержать уходящее время по плечу лишь великим художникам. Хороший журналист – в ряде случаев, может его чутко запечатлеть. И тогда, верили древние, 'написанное – остаётся'.
Эта Книга – альянс пытливого исследования и воодушевлённого рассказа от первого лица, ибо речь в ней идёт о родном селе автора, его длящемся в веках прошлом и неприкаянно тревожном сегдняшнем дне. Джурын ныне – место, где затихает большое время, и Александр Горобец всей страстью своего пера восстаёт против злого вердикта истории. Ведь как всё избыточно начиналось! По одной из научных гипотез, эти земли в древности принадлежали богатырю-воеводе Чурило (трансформированному в Джурыла), слывшему олицетворением неисчерпаемой мужской силы. Этот былинный 'производитель', славянский синтез Казановы и Дон Жуана, знал толк и в женщинах, и в битвах, и в хозяйстве: 'Двор у Чурилы на семи верстах'. А ещё была неприступная крепость и зажиточный городок, которого Брокгауз и Ефрон не обойдут вниманием даже спустя четыре века: 'Церковь, синагога, школа, сахароварный завод, три водяные мельницы, базары через неделю, аптека, 3000 жителей'. Но этимология в судьбе Джурына оказалась сильнее его легендарной истории, и автор спешит собрать воедино всё до последней крохи из того, что хранят о нём летописи и предания, архивы давних лет, Интернет и собственная мальчишеская память. Книга построена как ряд ярких миниатюр со свободной компановкой материала, где нашлось место и строгому документальному факту, и бытовой зарисовке из жизни односельчан, эпохальным событиям, 'красным колесом' прошедшим через Джурын и экспрессивным портретам своих незабываемых земляков, включая, к примеру, беглого упоминания о еврейском подростке-книгочее Эле, которого 'от книги нельзя было оторвать: он ел – читал, засыпал – читал, а когда книга падала со стола, он не поднимал её, а опускался к ней'. Слог монографии – поэтичен и свеж, язык – упруг, словарь – богат, таким образом, текст Александра Горобца читабелен и ароматен. В нём есть многое, но нет одного – 'ума холодных наблюдений', как, впрочем, и стилевой дряхлости, коей так неизбывно грешат 'воспоминательные' опусы. А под 'занавес' книги немало повидавший и умудрённый опытом журналист даже не в силах сдерживать свой гражданский гнев и темперамент – говорить ему приходится о вещах, вызывающих перебои сердца. Так и поныне болит автору случай, за которым кроется постыдное, неизживаемое ни при какой независимости явление – начальственная тупая прихоть и холуйство служак-'псарей', чьё угодливое аппаратное рвение мерзостнее тирании самих 'царей'. Партийный Дуремар, поломавший судьбу замечательному председателю колхоза – что за невидаль в наших краях? Но 'шестёрки', 17 лет бдящие, чтобы ослушник хамского указания бывшего босса, который и дорогу в Украину давно забыл, не вернулся к руководству поднятого им же колхоза – вот настоящая проказа общества. Неизводимая, как болезнь крови. Другая напасть – иного свойства. Тридцать лет на околице Джурына существует черная ноосферная 'дыра' – бесхозный региональный ядомогильник пестицидов. Сюда их завозили из девяти областей страны без расфасовки, маркировки, а порой и без документации. Сотни и сотни тонн отходов, образовавших смеси и соединения, о которых никто и представления не имеет, травят землю и воду нездешней красоты и родниковой ценности. Конец света. Уже нет инстанции, куда бы Александр Горобец не обращался по этому поводу – вплоть до Нобелевского лауреата Альберта Гора. Тот откликнулся, а вот украинскому государству всё недосуг. Пока химический Чернобыль не грянет, чиновнику фиолетово. Так ведь может и грянуть. На титуле своей монографии Александр Горобец помещает мировые географические координаты Джурына – широта, долгота, Ukraine, Dzhuryn. Но эта простодушная попытка автора 'глобализовать' свою малую родину не застит нам самое главное – Джурын до сей поры является для журналиста чем-то вроде незакрытого родничка новорожденного. Он обеспечил автору жизнь, оставшись точкой неустранимой авторской уязвимости. Эта книга, в итоге, преисполнена такой сыновней любви к родному селу, которая благодарно возвращает изначальный смысл сокровенному слову – Отечество. Александр САКВА. Газета «Московский комсомолец в Украине», 25 февраля 2009 года
|