Алекандр Александрович Костенко

Алекандр Костенко

Отрадокаменка.
История не для учебников. Голод-1947 со слов родственников

Признаться,
давно хотел написать книгу про родной село. Благо, еще с 1980-х годов часто
разговаривал со старожилами, расспрашивал о прошлом Отрадокаменки, о их жизни.
Записывал, запоминал, мотал на ус. Только вот чтобы написать книгу, нужно очень
много времени. Да и изучение требует история любого населенного пункта. Вот я и
решил, зачем же пропадать тому, что я успел нарыть? Из тех, с кем разговаривал
о прошлом Отрадокаменки, уже почти никого нет в живых. Так пускай же их
воспоминания оживут, и станут всеобщим достоянием. А решил я начать с такого
себе интервью-опроса, которое я провел со своей соседкой и родственницей по
линии отца, уже к сожалению покойной бабушки Маруси. И разговор наш шел про
тяжелые времена голода 1947 года.

none;text-autospace:none'>- Нэ прывэды Господь, щоб такэ повторылося! - перекрестилась
моя соседка, бабушка Маруся Костенко, когда рассказывала мне о голоде 1946-47
годов на Херсонщине, и в родной Отрадокаменке в частности, - Тоди ж засуха була
страшна! Йили все пидряд.

none;text-autospace:none'>- Я читал, что хлеб в магазинах подорожал вдвое, а получка
рабочих наоборот – уменьшилась. Молодой специалист на заводе за свой труд имел
в среднем 200 рублей, а обед стоил 8-9 рублей в день. Вот и выкручивайся, как можешь.
Если бы не приусадебные огороды, капец бы пришёл рабочему Ване.

none;text-autospace:none'>- Так воны, городськи, хоть обидалы. А мы, тута, в сэли,
доставалы всэ свойими руками. Хлиб пэкли сами. Пэрэмишувалы муку з молотой
картошкой и вперёд. А в сильмаги тут хлибом и нэ пахло даже. Та и грошэй  сэлянам не платылы. За шо куплять? На
заработани трудодни зэрно то выдавалы. То тилькы если колхоз выполныть план по
хлебосдачи.

none;text-autospace:none'>- И что, выполняли?

none;text-autospace:none'>- Та дэ там, - махнула рукой моя соседка, - Особэнно в ти
года вечно був нэдобор.

none;text-autospace:none'>- И председателей колхозов за такие дела сажали. В 1947-ом
больше десяти тысяч загребли! – похвастался я своей осведомлённостью.

none;text-autospace:none'>- Нэ знаю, як там в другых мистах, а у нас председатель був
одын. Зато пив сэла за «тры колоска» (печально известный сталинский указ –
К.А.) в тюрьму забралы. Ох и закон був – страшный! Он бабы Веркы (моя бывшая
соседка – К.А.) ридный брат писле работы в поли прыпрятав з дэсяток выризаных
уже кочанчикив з капусты, а биля самого дому його нагнав голова на «эмки» (была
такая машина типа «Виллиса» с открытым верхом – К.А.) и вытрусыв йих из-за
пазухи.

none;text-autospace:none'>- Это ж ему кто-то наверняка донёс, - сделал я
предположение.

none;text-autospace:none'>- Та канешно донёс, - согласилась бабушка Маруся, - И
кляузников у нас багато було. Грамотни ж почты вси сталы. Ось и строчилы друг
на друга доносы. Скилько хороших людэй в ту тюрьму отправылы – просто страшно!
Так багато йих було. И за шо? За то, шо хотилы хоть якось накормыть свойих
дитэй!

none;text-autospace:none'>Лично я никоим образом не осуждаю людей, которые по своему
положению находились возле вершины сельской власти. Большинство из них искренне
считало, что  вылавливая своих
подчинённых с мизером продуктов, которые натихаря взяты с колхозных полей,
борются, таким образом, со злостными расхитителями народного добра. В тот голод
зимой-весной 1946-47 годов за кражи хлеба было посажено аж 400 тысяч советских
граждан, которым тамбовские волки стали товарищами. А если какой-нибудь
руководитель, по мнению выше стоящего начальства, проявлял в этом деле излишнюю
мягкотелость, то сразу обвинялся в недостаточной жесткости по реализации плана
заготовок зерна, или его утаивании. Так что, хочешь, не хочешь – а приходилось
предпринимать репрессии против своих односельчан, чтобы самому остаться на
плаву. Да и власть сельские головы любили. Нашего, вон, по свидетельству
тогдашних молодух и детей – очень боялись в селе. Правда, никто с ним
впоследствии счётов не сводил. Даже когда он ещё не одно десятилетие руководил
колхозными шофёрами на должности завгара (заведующий гаражом). И только уже в
70-е года ХХ столетия у него случились какие-то трения с тогдашним
председателем совхоза-завода «Каменский» Костенко Николаем Дмитриевичем, и
мужичка быстренько отправили «по возрасту» на отдых. И если кто-то и вспоминал
этому заслуженному пенсионеру «безвинно осуждённых» в годы послевоенного голода
– то только про себя, и очень тихонечко. Потому что боялись. Почему я так
решил? Даже спустя много лет ещё живые свидетели тех бурных событий в истории
нашей страны и моего родного села в частности, при рассказах о произволе
начальства боязливо оглядывались. Будто бы сельский голова и сейчас выскочит на
своей «эмке» из переулка, как нечистый из табакерки: «Так, говорите, что я
полсела ни за что пересадил? А ну-ка бегом в машину! Сейчас в управе
разберёмся, как вы план перевыполняете!». И даже будь ты даже  трижды ударник труда – могли без особых
разборок прикрыть за наклёпы на советскую действительность и
антигосударственную пропаганду! Он моя соседка, бабушка Маруся, весной 2011-го,
когда ведала мне по секрету всему свету о председательском беспределе в
голодную зиму 1947 года, сразу понижала голос.

none;text-autospace:none'>- Ну а как же брат бабы Веры? – продолжал интересоваться у
неё ваш покорный слуга делами давно минувших дней.

none;text-autospace:none'>- Та шо. Устройили йому показательный суд разом з мойим
братом, та й и посадыли на пять годив.

none;text-autospace:none'>- И что, никто не заступался за них?

none;text-autospace:none'>- Ага. Попробуй заступись. Зразу яку-нибудь статью повисять.

none;text-autospace:none'>- И доказывай тогда, что ты не верблюд.

none;text-autospace:none'>- Шо-шо?

none;text-autospace:none'>- Та ничого. Это я так. Мысли вслух. Кстати, баб Марусь. А
вы знаете, что вояки (ударение на «и») ОУН-УПА спасли в тот голод множество
жизней украинцев, белорусов, русских, молдаван?

none;text-autospace:none'>- Цэ ты про «бандэр», чи шо?

none;text-autospace:none'>- Ага. Про них, родимых.

none;text-autospace:none'>- И як же цэ воны зробылы?

none;text-autospace:none'>- Так и там, на западной Украине, тоже ж хотели провести
что-то наподобие продразвёрстки. Только вот нашла коса на камень. Отряды УПА
организовали сопротивление вывозу зерна, а местное население попросили помогать
пришлым людям, которые преодолели сотни километров в поисках пропитания и
смогли просочиться сквозь милицейские заслоны. Вот так.

none;text-autospace:none'>- А я и не знала. Яки молодци.

none;text-autospace:none'>- И не говорите, баб Марусь. Если бы не они, то погибших от
голода в ту зиму и весну 1946-47 годов было бы гораздо больше миллиона человек.
Тогда по одной только Украине официально числилось больше 800 тысяч
дистрофиков. В некоторых областях голод довёл людей до такого состояния, что
они ели человечину! Представляете!

none;text-autospace:none'>- Жах якый! – перекрестилась соседка, - У нас такого нэ
було! Так, на вулыцях люды мерлы. Алэ шоб люды людэй йилы, такого не чула. Всих
ховрахив в стэпу пэрэловылы, кору вид дэрэв пойили – а всэ ж до такого
состояния не опускалысь.

none;text-autospace:none'>- А в это самое время на неподготовленных для хранения
складах сгнило более миллиона тонн зерна, да и ещё пару сотен тонн наше родное
правительство отправляло французам, чехословакам, полякам, немцам…

none;text-autospace:none'>- И про цэ чулы. Хотя вслух старалысь не говорыть.

none;text-autospace:none'>- А то, что немцев подкармливали, с которыми воевали вот
совсем недавно – обидно не было?

none;text-autospace:none'>- Та як тоби сказать? – задумалась бабушка, - Воны ж тут
сыльно нэ зверствовалы, если сравныть с тым жэ Козацьким (соседнее село –
К.А.). Там людэй розстрилювалы – а у нас такого не прыпомню. Та й з Гэрмании
уже багато дивчат вернулось. Разнэ рассказувалы. И поганого, и хорошего.
Работалы, кормылы, танцюлькы устраивалы, даже замуж выходылы…

none;text-autospace:none'>- Это те, которые на бауэров в сёлах горбатились?

none;text-autospace:none'>- Воны сами, - тут бабуля улыбнулась, - Даже, колы прыйихалы
додому в сэло, выглядилы бильшэ видкормлэнными, чим мы (и это после
года-полтора в советских фильтрационных лагерях – К.А.).

none;text-autospace:none'>- Кстати, читал, что украинцев в голодный 1947 год
подкармливали китайцы бобами сои и зерном (200 тысяч тонн – К.А.), а диаспора
из Канады пересылала голодающим соотечественникам продуктовые посылки. Да ещё и
ООН 250 миллионов долларов выделило на закупку продовольствия и оборудования
для украинского села.

none;text-autospace:none'>- Нэ знаю, хто там кого подкармлював. До нас всэ это не
доходыло. Хиба шо участковому там шось полагалось, та голова (председатель –
К.А.) усиленный паёк получав. А так прости люды надиялысь на свой огород, та
коз. Так ищё ж и з наших соток города налог знималы.

none;text-autospace:none'>- Это как?

none;text-autospace:none'>- Прийихав милиционэр з головою и забрав з двадцяты видэр
картошки бильше половыны. И з помидорамы, и з огурцямы та ж картина. Куда воны
потом всэ цэ отправлялы – нихто не знав. Можэ и соби шось там оставлялы. Хто був
слишком языкатым и интэрэсувався тим, чим не положено – садылы в тюрьму.

none;text-autospace:none'>- И что, всё шито-крыто, все молчали?

none;text-autospace:none'>- Ты знаешь. Колы хлопци начали возвращаться з армии, вси в
медалях, повоювать же успилы, кого в 44-ому прызвалы, так хотилы кое з кым
розибраться по этому поводу.

none;text-autospace:none'>- Но против системы не попрёшь.

none;text-autospace:none'>- Так хто ж сам сэбэ посадить захоче и симью без кормыльця
оставить? Аджэ голодалы мы щэ довго. Я ось нэ помню, була в тэ время у нас
корова, чи в колхоз уже прыказалы здать, а козы булы. Ось одбы нэ воны, родими
– нэ выжилы б.

none;text-autospace:none'>А я всё время в детские и юношеские годы поражался, откуда у
стариков-пенсионеров такая патологическая любовь к содержанию коз? Никак не мог
понять, почему дедушки и бабушки, вместо отдыха дома возле телевизора, днями пасут
свои мини-стада с трёх-четырёх коз, когда им государство пенсию платит? Думал,
что от нечего делать. А оно вот откуда ноги растут. Оказывается, многим эти
рогатые бекающе-мекающие существа во второй половине 40-х годов ХХ столетия
спасли жизнь своим молочком, и маслом со сметаною, из него сделанного. Вот и
моя родная бабушка Маруся (не та, разговор с которой я вам, уважаемые читатели
поведал) держала пару-тройку Машек с Зорьками. А мы со своим родным братом
Артуром частенько бегали к бабуле на больших переменах поесть гарбузовой
(тыквенной) каши с козьим молочком. Вкуснотища, да и только. При воспоминании
даже сейчас слюнки выступают!

none;text-autospace:none'> И морды тех вечно
жующих травку коз помню, и постоянно бодающегося козла, от которого спасу не
было – тоже! И то, как отказался есть суп, когда узнал, что в нём плавает мясо
рогатого бодальщика. Так его жалко стало – до глубины своей пацанячьей души!
Хотя в голодные годы я бы таким «несправедливым» стечением обстоятельств, а
козлика сбила грузовая машина, сильно не переживал и слопал бы всё мясо, только
б за ушами лящало. Это же козлиное мясо, плавающее в супе огромными кусками, а
не сусликовое, которое с гулькин нос. Поэтому я и не удивляюсь, что во время
описываемого голода сусликов-ховрахов выловили по всей украинской степи
поголовно! А те, которые остались, заныкались от страха в самой глубине своих
земляных норок в ожидании лучших для себя времён.   

none;text-autospace:none'>Мой отец, Костенко Александр Никитович, часто мне
рассказывал, как он ещё пацаном запрягал коня по прозвищу Патлач в телегу с
бочонком, наполненным водой, и вперёд на сусликов-ховров. Мой дед Никита,
который не дожил, к моему большому сожалению, до рождения своего первого внука,
автора этих строчек, всего год, работал в колхозе приёмщиком, и ему по штату
была положена лошадь. Ну а кто из крестьян, да и вообще из советских людей, не
использовал казённое имущество в личных, корыстных, так сказать, целях? Единицы
из тысяч! Так что нет ничего плохого, что и отец моего бати, кроме казённых
дел, ездил на бричке, запряжённой Патлачом, и на заготовку сена для домашней
скотины, и своего сына посылал за ховрахами. А суслик, это не только мясо, но и
ценный мех! Шкурки этого небольшого грызуна очень ценились. Из них можно было
сшить, например, шапку на зиму. Правда, для этого многовато сусликов нужно было
поймать. И мяса у ховраха, что у голубя. То есть с гулькин нос. Да и питаться
чем этим грызунам прикажете, когда всю их пищу весной 1947 года люди уже давно
поели. Там, где росла трава – осталась голая земля. А пшеницу с разными там злаками
не сильно то и потягаешь с колхозных полей. Люди сами как суслики. После уборки
урожая оккупировали государственные нивы, чтобы разжиться хоть несколькими
колосочками. Правда, можно было запросто загудеть за решётку по закону о «трёх
колосках». Это простонародное название Постановления ЦИК и СНК СССР от 7
августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и
кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»,
принятого по инициативе Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина. То есть
это постановление было принято аккурат перед страшным голодом 1932-33 годов. И
хотя уже в 1936-м было пересмотрено 115 тысяч дел, и аж в 91 тысячи случаев
применение закона от 7 августа было признано неправильным, что дало волю 37 425
человеку, ещё находившихся в заключении, «закон о трёх колосках» широко
применялся и в голодную зиму и весну 1947 года. Как и в 1933-м, людей
прикрывали за один-единственный кочан капусты, который бедолага заныкал за
пазухой, чтобы хоть как-то накормить своих детей, или же за колосья с
колхозного поля. Но, как я уже писал ранее, голь на выдумку хитра.

Детей за хищения с государственных
ланов к уголовной ответственности не привлекали. Могли, конечно, загрести их
родителей. Но попробуй поймай пацанят и девчат, когда они при первом же шухере
упорхнут с «места преступления», как стая воробьёв. Вот и направляли взрослые
своих киндеров добыть кое-что с колхозных полей себе на пропитание уже после
уборки оных. Мама мне рассказывала, как они, школьники, прятались на своих
огородах, что впритык примыкали к колхозным нивам, и не успевал обходчик
исчезнуть за горизонтом, как налетали на стерню в поисках зёрен пшеницы на
земле. Собирали немного. Но лучше ведь что-то, чем ничего. Правда, такая лафа
быстро заканчивалась. Ведь спустя несколько дней после сбора урожая на поля
направлялись старшеклассники для повторной уборки. И после них на нивах уже
делать было нечего. А голод ведь не тётка! Вот и приходилось населению кушать
всё, что можно употребить в пищу – траву, кору деревьев, птичек… И такая
картина наблюдалась не только в Днепропетровской области на крупной
железнодорожной станции Апостолово, где и проживала семья моей мамы, или в
Отрадокаменке на Херсонщине, где обитал отец автора этих строчек. Так в ту страшную
зиму 1946-47 годов жили люди по всей Украине. И десятки тысяч её не пережили.

Родная
бабушка Маруся мне рассказывала, как она вместе с другими односельчанками
обменивала вещи на продукты в Раковке. Я какое-то время преподавал в этом селе.
Что могу сказать. Маленькое поселение с небольшим населением. От Отрадокаменки
идти по степям нужно километров примерно 25. Вот это расстояние и преодолевали
пешком каменские женщины с более-менее хорошей одежонкой, импортным
инструментом, которым обзавелись во время оккупации, добротной посудой и
разными там поделками-безделушками. Всё это добро тащили на себе в узлах из
простыней и баулах. Этот «четвертак» до Раковки и налегке то пройти совсем
нелегко. Сам на себе несколько раз испытал. Часа четыре на дорогу уходит. А что
уже говорить про измождённых голодом людей. Молодых женщин, которые отправились
в такую дальнюю для пеших «прогулок» дорогу ради спасения своих семей. Меняли
принесённое в основном на зерно, а также муку и вообще всё то, что можно было
употребить человеку в пищу. В Раковке, оказывается, с этим делом было полегче,
нежели у нас, в Отрадокаменке. Да и вообще, во всех близлежащих по берегу
Днепра и Козака сёлах. Эта традиция, искать спасение от голодной смерти в
степных небольших населённых пунктах, пошла ещё со времён гражданской войны. Во
время голодомора-33 в ту же Раковку выехало несколько семей из соседнего
Казацкого. Через четырнадцать лет их примеру последовало ещё несколько
земляков. А кто не имел такого желания, да и возможности, стирали свои босые
ноги на пыльных разбитых степных шляхах, чтобы засветло не только добраться до
спасительной Раковки, но и вернуться домой. То есть за день наши
бабушки-прабабушки проходили полсотни километров, да и ещё затаренные под
завязку! Туда – вещами для обмена, обратно – выменянными продуктами. И откуда у
них силы брались? А ведь подобные вояжи каменчанки в 1947 году, да и позже,
совершали неоднократно. Учтите, что и на полях колхоза имени 12-летия Октября
работали в основном только женщины с несовершеннолетними детьми. Тогда станет
ясно, какую нагрузку вынесли на себе наши землячки в то суровое время. Мужчины
если и были в селе, то только инвалиды войны и калеки. Конечно, они помогали
своим красавицам всем, чем могли и всячески пытались облегчить их труд. Но всё же
основное ярмо работы на колхозных полях лежало именно на наших дорогих
женщинах.

И
они выдюжили! Работали, детей растили, мужей и своих хлопцев с армии ждали. И
когда мужчины возвращались домой, в солдатской форме с котомками за плечами и
чемоданами набитыми заморскими подарками в руках – радости родных и близких не
было предела!...

Но
это уже совсем другой рассказ…

6 декабря 2015

(0|0)