|
Филиппов Михаил Михайлович [30.6 (12.7).1858, с. Окнино, ныне Звенигородского района Черкасской области, – 12(25).6.1903, Петербург], русский учёный-энциклопедист, философ-позитивист, писатель, журналист. Учился на физико-математическом факультете Новороссийского университета, затем на юридическом факультете Петербургского университета. В 1892 получил степень доктора 'натуральной философии' в Гейдельбергском университете. Основные работы: 'Философия действительности' (т. 1–2, 1895–98), цикл очерков 'Судьбы русской философии' (отдельное изд. 1904). Выступал как прозаик и критик. Роман Ф. 'Осажденный Севастополь' (1889), по отзыву Л. Н. Толстого, даёт '... совершенно ясное и полное представление не только о Севастопольской осаде, но и о всей войне и причинах её' (Собрание соч., т. 18, 1965, с. 356). Основатель и в 1894–1903 редактор журнала 'Научное обозрение', в котором печатались В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, В. И. Засулич; К. Э. Циолковский опубликовал ст. 'Исследование мировых пространств реактивными приборами' (1903, № 5). Редактировал изданный П. П. Сойкиным 'Энциклопедический словарь' (т. 1–3, 1901). Трагически погиб в своей лаборатории во время опытов со взрывчатыми веществами. Соч.: Этюды прошлого, М., 1963; Мысли о русской литературе, М., 1965; Осажденный Севастополь. Исторический роман, М., 1976. Лит.: Филиппов Б. М., Тернистый путь, 2 изд., М., 1969. |
2 липня 2013
|
Сверхоружие, от которого отказался Николай Второй Пасмурным, дождливым летом 1903 года в Санкт-Петербурге случилось печальное событие: умер Михаил Михайлович Филиппов. Имя этого ученого-энциклопедиста, философа, писателя, автора романа 'Осажденный Севастополь', основателя и редактора знаменитого журнала 'Научное обозрение' знала вся образованная Россия. Все попытки вернуть его к жизни были безуспешны. Вызванный вольнопрактикующий врач Полянский, осмотрев тело, затруднился с выводами и записал в медицинском свидетельстве: 'Mors ex causa ignota' ('Смерть от неизвестной причины'). Зная, что сорокачетырехлетний ученый страдал пороком сердца, и не желая вскрытия, потрясенные горем близкие готовы были смириться с таким заключением. Но оказалось, посмертной судьбой покойного распоряжаются не они. События развивались стремительно. Неизвестно кем оповещенные, в квартиру нагрянули агенты охранки. Начался лихорадочный обыск, в ходе которого изымалось все подряд: переписка ученого, документы, записи опытов, приборы, химические реактивы. 1903-й год - не 1937-й, даже не 1905-й, и такое поведение представителей власти казалось диким, невероятным. Конечно, покойный состоял под надзором полиции, когда-то даже был выслан из Петербурга (пересидел срок высылки в пятидесяти верстах от столицы, в финском Териоки, нынешнем курортном Зеленогорске). Но за что? За связь с революционерами? Так ведь к кому он был близок! Не к террористам каким-нибудь, которые стреляют в сановников и швыряют в них бомбы. Всего лишь к марксистам, к Плеханову и другим социал-демократическим теоретикам. Печатал в своем 'Научном обозрении' под псевдонимами их статьи, совершенно невинные, философские, экономические (в том числе статью о теории реализации молодого Владимира Ульянова). Только-то и грехов... Откуда же такая полицейская осатанелость? При чем здесь научные записи и приборы покойного? Для чего в качестве эксперта вызван обследовать их полковник Главного артиллерийского управления Гельфрейх? В охранном отделении царила какая-то необъяснимая паника. Вопреки воле родных, тело Филиппова увезли для вскрытия в Мариинскую больницу на Литейном. Якобы с целью установить подлинную причину смерти. Однако все действия властей были направлены как раз на то, чтобы ее скрыть. Первоначальное заключение полицейского врача 'смерть от паралича сердца' отметается. Делается попытка представить случившееся самоубийством. Полковник Гельфрейх (специалист отнюдь не по ядам, а по взрывчатым веществам и боеприпасам) весьма неубедительно пытается доказать, что свой последний опыт Филиппов поставил исключительно для того, чтобы получить синильную кислоту и покончить с собой путем 'самоотравления'. При этом не приводится никаких подтверждающих анализов найденных в лаборатории веществ и совершенно игнорируется тот факт, что на трупе не обнаружено изменений, характерных для действия цианидов. В конце концов, непонятная полицейская свистопляска над телом покойного закончилась, и его возвратили родным. 16 июня состоялись похороны. После церковного обряда, совершенного над гробом убежденного атеиста, и короткой гражданской панихиды возник на 'Литераторских мостках' Волкова кладбища, неподалеку от могил Белинского и Добролюбова, новый могильный холмик с простой надписью на кресте: 'М.М.Филиппов. Основатель и редактор журнала 'Научное обозрение' (1858-1903)'. Жизнь скромного труженика русской науки завершилась. И родилась одна из самых удивительных загадок ХХ столетия. Сенсация грянула вскоре после похорон, когда либеральная газета 'Русские ведомости' опубликовала письмо Филиппова в редакцию, написанное и отправленное им 11 июня 1903 года, в последний день жизни: 'В ранней юности я прочитал у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, которое фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстоянии в тысячи километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумством и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайной опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, частью крайне ядовитых'. Даже в наши дни, в эпоху ядерного оружия, компьютеров, космических полетов, текст письма звучит ошеломляюще. А попробуем представить себе лето 1903 года. Корпуса заводских цехов, железные дороги, причалы - везде гул, свист, лязг, всё окутано облаками черного угольного дыма и белого пара бесчисленных работающих паровых машин. Новые двигатели - внутреннего сгорания, электрические - только-только завоевывают себе место. Первые автомобили на тонких колесах ненадежны и хлипки. Первые, примитивные искровые радиоаппараты способны передать отрывистые сигналы Морзе на десятки, в лучшем случае - на сотни километров. Чудом военной техники считаются пулемет Максима и трехдюймовая пушка, стреляющая шрапнелью. И еще полгода остается до того декабрьского дня, когда впервые, на считанные секунды оторвется от земли полотняный биплан братьев Райт. Да, в том мире письмо Филиппова вызвало потрясение у читающей публики. А лучшим подтверждением его правдивости явилось как раз то, что все записи и приборы ученого сгинули в недрах охранного отделения, где с ними проделывали что-то непонятное (у такого ведомства не больно-то спросишь). Но охранка не в силах была помешать оживленной дискуссии в печати, которая немедленно и началась. Друзья Филиппова рассказали, что первые опыты поставил он еще в Териоки, в годы высылки. Всего провел 12 опытов, которые дали ему основание считать задачу разрешенной. Предстоял последний, 13-й (!) лабораторный эксперимент, после которого Филиппов собирался на несколько дней выехать во Францию для консультаций с известным химиком Бертело, одним из крупнейших исследователей взрывчатых веществ. Вспоминали и о том, как Филиппов утверждал, что скоро сумеет одним нажатием кнопки взорвать все пороховые склады в радиусе нескольких тысяч километров. Значит, его сверхоружие было направлено только против смертоносных военных запасов, и его нельзя было бы использовать против мирного населения. Охранка, напряженно следившая за ходом дискуссии, попыталась про делать то, что на жаргоне современных средств массовой информации называется 'сбить волну'. 30 июля 1903 года в газете 'Новое время' появилась явно инспирированная спецслужбами статья, подписанная инициалами 'А.Т.', в которой делалась попытка доказать несостоятельность самой идеи изобретения Филиппова. И тогда в полемику вступил Менделеев. Хорошо знавший Филиппова, не раз печатавшийся в его журнале, он выступил на страницах 'Санкт-Петербургских ведомостей' с резкой отповедью. Доказав полное незнакомство 'А.Т.' с элементарными вопросами химии, Дмитрий Иванович в свойственной ему манере подвел итог: 'Писания А.Т. - белиберда!' Более того, близкий друг Филиппова профессор Трачевский опубликовал в тех же 'Санкт-Петербургских ведомостях' запись своей беседы (сейчас сказали бы - интервью) с Д.И.Менделеевым, где великий химик (славный не только тем, что открыл Периодический закон и установил сорокаградусную крепость водки, но и тем, что создал отечественный бездымный порох) уверенно заявил: 'В самой идее Филиппова нет ничего фантастического. Волна взрыва доступна передаче, как волна света и звука'. А время шло, и газетные страсти вокруг изобретения Филиппова стали утихать. Новые, грозные события завладели вниманием, а потом и самой жизнью России. Но куда же оно делось, изобретение? Ведь находилось в руках властей. Почему бы не применить его в начавшейся вскоре русско-японской войне и не полюбоваться, как взлетают на воздух от взрыва собственных артиллерийских погребов японские броненосцы? Сын М.М.Филиппова, родившийся в год смерти своего отца, Борис Михайлович Филиппов (знаменитый московский 'домовой' - многолетний руководитель Центрального дома работников искусств, а затем Центрального дома литераторов, автор интереснейших мемуаров) рассказывает, как безуспешно пытался отыскать хоть какие-то документальные следы таинственного изобретения. Борис Михайлович полагает, что погибли они в ходе Февральской революции, когда сгорели архивы охранки (подожженные самими ее сотрудниками). Французский историк науки Ж.Бержье выдвигает иную версию, которая, на наш взгляд, лучше согласуется с известными фактами. Он пишет, что все документы и приборы Филиппова, изъятые в июне 1903 года после его смерти, были уничтожены немедленно по личному распоряжению Николая Второго. 'Вероятно, Николай Второй спас человечество!' - восклицает Бержье. Это, пожалуй, эмоциональное преувеличение. Однако само стремление поскорей избавиться - от греха подальше! - от сверхоружия, которое создано, конечно, из лучших побуждений, но еще неизвестно к каким бедам приведет, добавляет любопытные штрихи к портрету последнего царя. Еще одно свидетельство о работах Филиппова исходит... от Максима Горького. В 1930 году, в связи с неудавшимися опытами Маркони по передаче энергии с помощью радиоволн, Горький писал: 'Это было сделано 27 лет тому назад у нас литератором и ученым М.М.Филипповым, который несколько лет работал над передачей электрического тока по воздуху и в конце концов зажег из Петербурга люстру в Царском Селе'. Как видим, речь идет о несколько ином, сугубо мирном варианте изобретения. И все-таки, что за сверхоружие изобрел Филиппов? Если загадочный прибор действительно был настроен только на уничтожение 'пороховых складов', то действие его можно представить следующим образом: ударная волна детонации заряда взрывчатого вещества преобразуется в некий радиоволновый импульс, который 'адресован' другим зарядам и, достигая их, на любых расстояниях инициирует взрывы. Возможно ли такое осуществить? Сразу ответим: при современном уровне знаний в области физики и химии, при современном состоянии электроники - невозможно. А уж представить, чтобы такой прибор был создан на базе техники 1903 года и оказался при этом 'изумительно прост и дешев'... Да это даже не фантастика, просто сказка! Нужны веские доказательства. А веское доказательство одно: личность самого Михаила Михайловича Филиппова. Меньше всего походил он на тех изобретателей-маньяков, что носятся с проектами вечных двигателей, с таблетками, превращающими воду в бензин, и прочими химерами. Был он ученым высочайшей пробы, строгим и требовательным в оценке любых научных идей и прежде всего своих собственных. Представить его в роли беспочвенного мечтателя, а тем более мистификатора - невозможно. И еще. Филиппова отличал поразительный дар научного предвидения. Вот только один пример. В последнем подготовленном им к печати майском номере 'Научного обозрения' за 1903 год (номер стал и самым последним, после смерти Филиппова журнал перестал выходить) рядом с 'Заветными мыслями' Д.И.Менделеева была опубликована какая-то сумасбродная статья никому не известного провинциального учителя математики. Прежде, чем попасть в руки Филиппова, статья успела побывать в нескольких редакциях, где от нее с насмешками отказались... Еще 15-20 лет назад мы так часто и с такой гордостью вспоминали имя автора статьи и ее название, что читатели постарше, наверное, уже догадались, о чем идет речь. А для нынешней молодежи приходится пояснить: учителя математики звали Константин Эдуардович Циолковский, статья называлась 'Исследование мировых пространств реактивными приборами'. И как бы ни усердствовали иные современные деятели, пытающиеся завоевать известность ниспровержением старых авторитетов, с публикации именно этой статьи началась в России космическая эра. В последние советские десятилетия Филиппов был почти забыт. С недавних пор о нем стали вспоминать, но в духе нашего очумевшего времени обращения к его памяти густо окрашены мистикой. Филиппов-де был могучим экстрасенсом, на этих его сверхъестественных способностях и основывалось, оказывается, действие прибора. По одному из центральных телевизионных каналов даже прошла передача, в которой утверждалось, что явление Тунгусского метеорита (случившееся в 1908 году, через пять лет после смерти ученого) было вызвано вовсе не астероидом, не ядром кометы, состоящим из льда, замерзших газов и пыли, не сгустком антивещества (хилые, скучные гипотезы традиционной науки). Нет, этот взрыв чудовищной силы над сибирской тайгой произвел Филиппов, перенеся его во времени и пространстве! Думается, что сам Михаил Михайлович, абсолютный материалист, враг всякой мистики, от души посмеялся бы над этими выдумками. Да, сверхоружие Филиппова, скорее всего, останется неразгаданной загадкой истории, так же, как тайна его смерти. Но представим невероятное: представим, что прибор Филиппова воссоздан в наше время, и при своей 'изумительной простоте', конечно, вскоре изготовлен во многих странах. (Тайну сейчас долго не удержишь, да ведь и сам Филиппов не собирался держать в секрете свое открытие). Оказал бы этот прибор то благотворное воздействие на жизнь человечества, о котором мечтал изобретатель? Сразу скажем: вся система вооружений, а с нею тактика и стратегия ведения войн претерпели бы потрясающие изменения. Все боеприпасы - патроны, снаряды, авиабомбы - из грозного оружия превратились бы в источник опасности для их обладателей. Более того, бесполезным хламом обернулись бы и все ядерные боеголовки. (Тот, кто знаком с физикой в объеме школьного курса, знает: чтобы вызвать атомный взрыв, необходим первичный заряд обычного взрывчатого вещества.) И наступил бы желанный всеобщий мир?.. Думается, что нет. Прибор Филиппова не способен повлиять на человеческое сознание. Люди остались бы те же, со своей нетерпимостью, ненавистью, безумием. И, конечно, очень скоро сумели бы построить новую систему вооружений, не основанную на взрывчатых веществах. Изобрели бы какие-нибудь автоматические арбалеты, приспособились бы применять вместо пороха топливно-воздушные смеси, поливали бы друг друга напалмом из огнеметов. И можно не сомневаться: лишившись ядерных боеголовок, богатые демократические страны Запада не стали бы полагаться на рыцарские мечи против кривых сабель многомиллиардного Юга, и первыми отбросили бы запрет на отравляющие газы и чумные бактерии. При большом желании можно обойтись вообще без всякого оружия. Исламские фанатики, таранившие нью-йоркские небоскребы, превратили в смертоносные бомбы обычные пассажирские лайнеры. А 'красные кхмеры' простыми крестьянскими мотыгами перебили два миллиона человек - треть населения собственной страны. 'Люди нашей планеты должны объединиться, или они погибнут... Другие, в другое время уже говорили подобные слова, они не добились успеха. Но тот, кто и сегодня скажет, что эти слова бесполезны, введен в заблуждение превратностями истории... У человечества нет другого выбора, кроме как создать объединенный мир, основанный на законности и гуманизме'. Это произнес изобретатель другого сверхоружия, Роберт Оппенгеймер, в 1945 году, вскоре после того, как над Хиросимой взорвалась созданная им атомная бомба. С тех пор прошло более полувека. Ни гуманизма, ни объединения не видно. Некоторая стабильность утвердилась в жизни стран мирового Запада и во взаимоотношениях между ними, зато нарастает страшный вал хаоса и прямого безумия со стороны мирового Юга. Времени остается все меньше. Сто лет назад талантливый и добрый человек хотел уничтожить войну с помощью изобретенного им прибора. Легко смеяться над его наивностью нам, имеющим за плечами кровавый опыт ХХ столетия. 'Люди нашей планеты должны объединиться...' Но разве он хотел не того же самого? |
2 липня 2013
|
(Материал Г. Черненко) Вот уже век, как висит эта загадка в воздухе, и никто не знает, как к ней подступиться. Было ли изобретение на самом деле? Не мистификация ли все это? Будем надеяться, что когда-нибудь упорные историки докопаются до истины. Однако предположения уже есть… В январе 1894 года в Петербурге начал выходить новый еженедельный журнал «Научное обозрение». Издателем и редактором журнала был «доктор натуральной философии» Михаил Михайлович Филиппов. Его называли последним русским энциклопедистом. И правда, «разбрасывался» он так широко, как, пожалуй, никто из его современников: математик, химик, беллетрист, критик, экономист, философ… И все это в одном лице! Журнал Филиппова, хотя и являлся научным, выходил с предварительной цензурой. Михаил Михайлович проявлял сочувствие к социалистическим идеям, а потому находился под негласным надзором полиции. Одно время он был даже выслан в Териоки (нынешний Зеленогорск) под Петербургом. Профессор истории Трачевский говорил о своем друге Филиппове: «Судьба была ему мачехой. Он был непреклонным борцом за правду и истину. Его мало понимали… Бился он по вся дни, как рыба об лед, но и не думал слагать оружие». В «Научном обозрении» сотрудничали замечательные ученые: Д.И. Менделеев, В.М. Бехтерев, П.Ф. Лесгафт, Н.Н. Бекетов. Не раз печатался в журнале Филиппова и К.Э. Циолковский. Именно в «Научном обозрении» была опубликована его знаменитая статья «Исследование мировых пространств реактивными приборами», которая навечно закрепила за Циолковским приоритет в теоретической космонавтике, дала ему право называться основоположником звездоплавания. «Я благодарен Филиппову, — писал ученый, — ибо он один решился издать мою работу». Статья Циолковского вышла в пятом, майском, номере «Научного обозрения» за 1903 год, а вскоре произошло событие — трагическое и столь таинственное, что тайна эта не раскрыта и поныне. В то время редакция журнала помещалась в квартире Филиппова на пятом этаже дома № 37 по улице Жуковского (принадлежавшего вдове М.Е. Салтыкова-Щедрина). В этой же квартире находилась и химическая лаборатория, в которой Михаил Михайлович работал, засиживаясь далеко за полночь, а то и до утра. «В последние годы своей жизни М.М. Филиппов, — писал его сын, — интенсивно занимался физико-техническими и пиротехническими исследованиями. Он приступил к разработке научной проблемы, решение которой, с его точки зрения, могло принести человечеству неоценимую пользу». Что это была за научная проблема и какую задачу поставил перед собой ученый, стало ясно из его письма, посланного в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости» 11 июня (по старому стилю) 1903 года. Документ этот настолько интересен и важен, что приведем его полностью. «В ранней юности, — писал Филиппов, — я прочел у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайною опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как треххлористый азот, частью крайне ядовитых». Как уже говорилось, письмо было послано в редакцию газеты 11 июня, а на следующий день Филиппов был обнаружен мертвым в своей домашней лаборатории. Вдова ученого, Любовь Ивановна Филиппова, рассказывала: накануне смерти Михаил Михайлович предупредил родных, что будет работать долго, и просил разбудить его не ранее 12 часов дня. Никакого шума, тем более взрыва, в ту роковую ночь в лаборатории домашние не слышали. Ровно в 12 пошли будить. Дверь в лабораторию оказалась запертой. Постучали и, не услышав ответа, взломали дверь. Филиппов лежал без сюртука на полу, ничком, в лужице крови. Окно, выходившее на улицу Жуковского, было раскрыто. На лабораторном столе — аппараты, химическая посуда, реактивы. На письменном столе лежала короткая записка. «Опыты над передачею взрыва на расстояние, — бегло записал в ней Михаил Михайлович. — Опыт 12-й. Для этого опыта необходимо добыть безводную синильную кислоту. Требуется поэтому величайшая осторожность, как при опыте со взрывом окиси углерода. Опыт 13-й, взрыв окиси углерода вместе с кислородом. Надо купить элементы Лекланше и Румкорфову спираль. Опыт повторить здесь в большом помещении по отъезде семьи…» По словам сына ученого, предварительные исследования были произведены в Териоках, в ссылке (в 1901–1902), но особенно активно Михаил Михайлович занялся ими в 1903 году. Более десятка успешных опытов дали основание считать, что поставленная цель, вероятно, достижима. Предстояли два последних, решающих эксперимента. Но внезапная смерть Филиппова остановила все. Полиция провела следствие, был сделан обыск в лаборатории Филиппова. Но все это делалось как-то наспех и весьма непрофессионально. Даже медицинские эксперты сильно расходились в заключении о причинах смерти Филиппова. А вольнопрактикующий врач Полянский, приглашенный семьей покойного, написал по-латыни в медицинском свидетельстве: «Mors ex causa ignota» («Смерть от неизвестной причины»). Петербургские газеты живо обсуждали трагедию на улице Жуковского. Высказывались самые разные версии: разрыв сердца, кровоизлияние в мозг, отравление ядовитыми веществами во время опытов, наконец, самоубийство. Но твердого ответа никто так и не дал. Похороны Михаила Михайловича Филиппова состоялись утром 25 июня. Присутствовали лишь его близкие, члены редакции журнала да немногие представители литературного мира. Тело ученого предали земле на Литераторских мостках Волкова кладбища — месте захоронения русских писателей, неподалеку от могил Белинского и Добролюбова. Между тем толки о таинственном изобретении не прекращались. «Петербургская газета» приводила слова «лица, близко знавшего покойного» (фамилия его не называлась): «Работа, особенно в последнюю неделю, можно сказать, кипела у него, — говорил о Филиппове этот близкий ему человек. — В своем кабинете он проводил целые часы, и, видимо, опыты вполне удавались». Но особенно интересное интервью «Петербургским ведомостям» дал уже упомянутый профессор Трачевский. За три дня до трагической кончины ученого они виделись и беседовали. «Мне как историку, — говорил Трачевский, — М.М. мог сказать о своем замысле лишь в самых общих чертах. Когда я напомнил ему о разнице между теорией и практикой, он твердо сказал: “Проверено, были опыты, и еще сделаю”. Сущность секрета М.М. изложил мне приблизительно, как в письме в редакцию. И не раз говорил, ударяя рукой по столу: “Это так просто, притом дешево! Удивительно, как до сих пор не додумались”. Помнится, М.М. прибавил, что к этому немного подходили в Америке, но совсем иным и неудачным путем». Дебаты вокруг загадочного открытия Филиппова постепенно затихли. Прошло десять лет, и в 1913 году в связи с десятилетием со дня гибели ученого газеты снова вернулись к этой теме. При этом припомнились новые важные детали. Например, московская газета «Русское слово» писала, что Филиппов еще в 1900 году выезжал в Ригу, где производил в присутствии некоторых специалистов опыты взрывания на расстоянии. Возвратившись в Петербург, «он рассказывал, что остался чрезвычайно доволен результатами опытов». Эта же газета пыталась разыскать препараты и аппараты Филиппова, изъятые Петербургским охранным отделением при обыске. Увы, все бесследно исчезло. Особенно много было разговоров о судьбе научной рукописи Филиппова, содержавшей, по утверждению одной из газет, «математические выкладки и результаты опытов взрывания на расстоянии». Как сообщила репортерам вдова ученого, на другой день после его гибели эту рукопись забрал известный тогда публицист Финн-Енотаевский, сотрудник «Научного обозрения». Он обещал снять с рукописи копию, а оригинал вернуть через несколько дней. Прошли, однако, дни и месяцы, а Финн-Енотаевский и не думал возвращать важную рукопись. Когда же вдова Филиппова твердо потребовала возврата, он заявил, что рукописи у него больше нет, что он сжег ее, опасаясь обыска. Разумеется, газетные репортеры бросились к публицисту за интервью. Ответы того звучали противоречиво и неуверенно. Дело было явно нечисто… Финн-Енотаевский дожил до сталинских времен и в 1931 году был репрессирован. А что если среди его бумаг в каком-нибудь секретном архиве до сих пор лежит рукопись, взятая им в лаборатории на улице Жуковского? Филиппов никогда не отличался бахвальством. «Борец за истину», он, конечно, писал чистую правду. Но уже в 1903 году, сразу же после трагедии, в газетах появились статьи, подвергавшие сомнению заявление ученого. Особенно старался журналист «Нового времени» Петерсен, подписывавший свои «научные фельетоны» псевдонимом «А-т». В заметке «Мрачная загадка» он призвал Менделеева выступить и, так сказать, поставить точки над «i». И Дмитрий Иванович выступил в газете «Санкт-Петербургские ведомости», однако не в поддержку псевдонаучной заметки, а в защиту покойного ученого-изобретателя. «Философски образованный человек, — с укоризной писал великий химик, — никогда себе не позволит подвергать столь резкому осуждению еще не произведенные открытия, тем более что идеи Филиппова (кстати сказать, насколько мне известно, изучавшего химию в Гейдельбергском университете) вполне могут выдержать научную критику». Ну а каков же современный взгляд на таинственное открытие Филиппова? А. Полищук — автор многих очерков по истории химии — в своем интересном детективе «Дело о гибели Михаила Филиппова» высказал предположение, что петербургский ученый додумался (в начале XX века!) до лучевого оружия, лазера, додумался интуитивно, не зная многих открытий, которые были сделаны физиками лишь десятки лет спустя. И притом — до лазера самого мощного типа, с химической накачкой. Известно, что в таком лазере вещество «накачивается» до нужной концентрации возбуждения при помощи взрыва. «Весьма взрывчатым» веществом Филиппов располагал (он сам указал на него в своем предсмертном письме). Это хлористый азот — страшная жидкость, готовая в любой момент разнести вдребезги все вокруг. Надо было иметь еще специальные зеркала для сбора порций лучистой энергии, выделяющейся при взрыве. Можно предположить, что Филиппов использовал для этого сосуды с посеребренным вогнутым дном. Специалисты-лазерщики, к которым Полищук обращался за консультацией, попытку создать лазер 100 лет назад не отрицали. Вот только изготовить сверхточные зеркала со строго рассчитанной кривизной в те времена было бы проблемой. Можно ли было сделать их случайно, в домашних условиях? Это практически невероятная вещь, фантастика. Однако есть лазеры, которые в зеркалах не нуждаются. В них используется эффект сверхлюминесценции, позволяющий лазеру «выстреливать» с одного прохода луча. Конструкция простая — длинная труба. Однако и тут есть сомнения, и немалые… Быть может, со временем появятся другие гипотезы, более правдоподобные. Быть может, отыщутся новые документы, и тогда загадка будет наконец разгадана. |
2 липня 2013
|
Его имя уже целое столетие интригует охотников до неразгаданных тайн. Михаил Филиппов – философ, журналист, писатель, химик, физик и талантливый изобретатель, погиб при загадочных обстоятельствах, так и не успев опубликовать главный труд своей жизни – «Революция посредством науки, или Конец войнам». Революция состояла в том, чтобы адская машина, взорванная в Москве, рванула через тысячи километров в Константинополе... По наводке марсиан В редакции петербургского журнала «Научное обозрение» было как всегда людно. Профессор Трачевский заглянул ненадолго, да так и застрял, увлекшись разговором с Филипповым – издателем и редактором журнала. «Не согласен с вами, Михал Михалыч, – говорил старый историк, – войны неистребимы. Вашу ссылку на Генри Томаса Бокля вряд ли можно назвать убедительной». «Но, Александр Семенович, по Боклю именно изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными». Трачевский покачал головой: «Вы и без меня знаете, что Бокль был очень домашним мальчиком с чисто английским воспитанием. В 18 лет он задумал свой огромный исторический труд и, к чести его, преуспел, хотя и не закончил, безвременно умер. Война для вашего Бокля была отвлеченным понятием – пороха он не нюхал, прошу прощения за невольную игру слов». «А до него Монтескье в 'Персидских письмах'», – парировал Филиппов. «Читая исторические сочинения, – иронично процитировал по памяти Трачевский, – ты не мог не заметить, что со времени изобретения пороха сражения сделались гораздо менее кровопролитными, чем бывали раньше, потому что, – он поднял палец как восклицательный знак, – теперь почти не бывает рукопашных схваток». «Вот-вот, – подхватил Филиппов, делая вид, что не замечает сарказма, – и там же: «Ты говоришь, что боишься, как бы не изобрели какого-нибудь еще более жестокого, чем теперешний, способа истребления. Нет. Если бы обнаружилось такое роковое открытие, оно вскоре было бы запрещено человеческим правом и по единодушному соглашению народов было бы похоронено». «М-да. Так вы, Михал Михалыч, утверждаете, что открыли нечто подобное? Роковое?» – вежливо поинтересовался Трачевский. Филиппов медлил с ответом. Он был уверен, что да – открыл. Уже длительное время он разрабатывал осенившую его идею: способ, которым можно передать энергию взрыва вдоль направленной электромагнитной волны. Первые испытания, которые три года назад прошли под большим секретом с помощью его людей в Риге, показали, что идея практически достижима. Филиппов засел в Териоках (нынешний Зеленогорск под Петербургом), и все, даже домашние, были уверены, что публицист пишет очередную книгу для серии «Жизнь замечательных людей». А он дорабатывал свой аппарат и однажды ночью проверил его в действии. Наутро местные толпой сбежались на речку Териоки – огромный валун, лежавший на берегу сотни лет, в одночасье превратился в груду оплавленных осколков. Никто не мог понять, как такое возможно! Шепотом передавались предположения – одно мистичней другого. Экспериментатор срочно свернул опыты: открытие готово для обнародования. Вернувшись в Петербург, Филиппов начал готовиться к эффектной подаче изобретения публике. О чем пойдет речь, намекнул лишь Трачевскому, но тот руками замахал: «Помилуйте, батенька, я всего лишь историк и ничего в ваших теориях не понимаю. Однако ж – передать на энное расстояние волну взрыва! Звучит фантастически. Не Уэллс ли вскружил вам голову?» – «Я так и знал, Александр Семенович, что вы «Войну миров» вспомните, – кивнул Филиппов, – но помяните мое слово: хотя вышел роман всего семь лет назад, совсем скоро выяснится, что он не так уж и фантастичен – я не о пришествии марсиан, я об оружии. Посмотрите, что делается в технике, какие вести приходят из-за океана. Не зря тот же Уэллс в новом фантастическом романе «Первые люди на Луне» – читали? – упоминает реальное лицо: Никола Тесла. То, что делает Тесла в Америке – само по себе фантастика: построил радиоуправляемое судно! И уже подошел к проблеме беспроволочной передачи энергии на большие расстояния!» «Да, – со вздохом сказал Трачевский, – инженеры спешат дать в руки военным такое оружие, что мир содрогнется!» «Вы ошибаетесь, Александр Семенович, – Филиппов в возбуждении ударил ладонью по столу, – напротив! Войны прекратятся, когда все увидят, что последствия могут быть самые ужасные. Демонстрация моего изобретения докажет это». Он перевел дух и добавил: «Должен вам доложить, что все очень просто, притом дешево. Удивительно, как до сих пор не додумались!» Впоследствии из памятной беседы Трачевский счел самыми важными последние слова. Их наперебой цитировали газетчики, осаждавшие историка с просьбами об интервью. Ибо только по крохам можно было теперь собрать информацию об обещанном изобретении – через три дня после этого разговора, 12 июня 1903 года, Филиппова нашли в его лаборатории мертвым. Рукописи не горят, но пропадают В тот день утром он не вышел к столу, но никто в доме не обеспокоился – так бывало часто. Еще с вечера Филиппов предупредил, что у него ответственный момент, может закончить работу под утро и просит не будить до полудня. Его химическая лаборатория находилась рядом с жилыми помещениями квартиры, равно как и редакция «Научного обозрения» – это было очень удобно при напряженном графике ученого с невероятно широким разбросом интересов и привычкой работать ночами. Так что хватились его поздно, а когда нашли, он был мертв уже несколько часов. Филиппов лежал на полу рядом со столом, заставленным аппаратурой и химической посудой с жидкостями. Рядом с ними на листке бумаги беглая запись: «Опыты над передачею взрыва на расстояние. Опыт 12-й. Для этого опыта необходимо добыть безводную синильную кислоту. Требуется поэтому величайшая осторожность, как при опыте со взрывом окиси углерода. Опыт 13-й: взрыв окиси углерода вместе с кислородом. Надо купить элементы Лекланше и Румкорфову спираль. Опыт повторить здесь в большом помещении по отъезде семьи…» По тому, как были написаны последние слова, записка казалась неоконченной. Создавалось впечатление, что упал он внезапно как подкошенный. Это потом подтвердили и эксперты: по положению тела, ушибам на лице. Однако когда дело коснулось причины гибели, пошла разноголосица. Первый из врачей, кому довелось освидетельствовать тело, доктор Полянский, только руками развел и после недоуменного раздумья записал в документ: «Mors ex causa ignota», что по-латыни означало: «смерть по неизвестной причине». Полицейский врач Решетников установил, что смерть наступила «от паралича сердца в результате органического сердечного порока». После вскрытия, произведенного в Мариинской больнице, было оформлено официальное заключение: причиной смерти явилось «неосторожное обращение с синильной кислотой». Заключению не поверили ни родные, ни коллеги, ни публика. Газеты предлагали все новые и новые версии – разрыв сердца? кровоизлияние в мозг? случайное отравление? самоубийство? Убийство?! Масла в огонь подливала секретность, которой окутали дело о гибели Филиппова полицейские чины. И то загадочное обстоятельство, что как раз накануне гибели, 11-го числа, в газету «Санкт-Петербургские ведомости» пришло письмо от Филиппова. Когда на следующий день конверт вскрыли, того, чья рука писала эти строки, уже не было на свете. Вся редакция сбежалась читать последнее послание ученого. С юности, сообщал он, его «преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными». «Как это ни удивительно, – заявлял он далее, – но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь». Упоминание о Константинополе никого не удивило: это ж вековая мечта русских патриотов – вернуть христианскому миру Константинополь и Святую Софию, возродив под эгидой России Византийскую империю. «Способ изумительно прост и дешев, – пояснял автор письма. – Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайною опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как треххлористый азот, частью крайне ядовитых». Странное совпадение по времени – письмо и скоропостижная смерть – ставило новые вопросы и настойчиво выдвигало вперед версию убийства. Тем более что рукопись обещанной статьи «Революция посредством науки, или Конец войнам», которая содержала описание изобретения, бесследно пропала. Герои всегда идут в обход Опубликование последнего письма Филиппова вызвало толки. Пока специалисты, не имея достоверных данных о его опытах, хранили понятное молчание, в обсуждение ринулись дилетанты-журналисты. В «Новом времени» появился так называемый «научный фельетон» под названием «Мрачная загадка». Он был заполнен скептическими вопросами и предположениями и подписан анонимно: «А-т». Впрочем, ни для кого не было секретом, что за этим псевдонимом скрывается некий Петерсен, журналист средней руки, любитель цепляться к известным именам, тем самым как бы уравнивая себя с ними. На этот раз он мало что пытался поставить под сомнение все слова ученого Филиппова, но и приглашал высказаться Дмитрия Ивановича Менделеева, не сомневаясь, что маститый ученый будет с ним заодно. Однако Менделеев воспринял статью как хамство и дал отповедь со страниц «Санкт-Петербургских ведомостей»: «Философски образованный человек никогда себе не позволит подвергать столь резкому осуждению еще не произведенные открытия, – заявил он, – тем более что идеи Филиппова (кстати сказать, насколько мне известно, изучавшего химию в Гейдельбергском университете) вполне могут выдержать научную критику. В них нет ничего фантастического: волна взрыва доступна передаче, как волна света и звука». У Менделеева были веские основания доверять познаниям Филиппова в целом ряде наук, в том числе и в химии. Их знакомство началось с того, что именно Менделееву еще в 1884 году тот блестяще сдал экзамен по неорганической химии среди прочих экзаменов на степень кандидата технических наук. Очень быстро взаимоотношения ученик – учитель перешли в равноправное сотрудничество. Вначале Филиппов с согласия Дмитрия Ивановича перевел его «Основы химии» на французский язык. А затем, когда он стал издавать «Научное обозрение», великий химик вошел в состав постоянных авторов этого журнала. При встречах Менделеев нередко пенял молодому коллеге, что тот слишком разбрасывается в своих интересах – выбрал бы одно направление, втрое преуспел бы. Но Филиппов был так одарен и под завязку набит познаниями в разных областях, что остановиться на чем-то одном не мог. Так повелось с самого детства. В родительском имении Окнино в Киевской губернии у маленького Миши была няня-украинка, которая частенько говаривала своим певучим малоросским говорком: «Ой, у мене така апатiя до пирогiв! Така апатiя!» Няня путала апатию с симпатией – имелось в виду, что она очень любит пироги, большой у нее на них аппетит. Все в доме беззлобно подтрунивали над ее «апатией», и когда отец Миши, юрист и писатель, активно сотрудничавший с журналом «Современник», увлекался интересной статьей или книгой, он говорил смеясь: «У меня така апатия до этой книги!» Забавное выражение кто только в доме не повторял. «Не хочу спать! – отбивался Миша, – я еще не решил эту задачку! У мене така апатия до головоломок, я же не усну, пока не решу!» Со временем выяснилось, что «апатия» у него до всего, чем бы он ни занимался. Гувернерам не приходилось занудствовать, чтобы усадить подопечного за учебники, – он сам их торопил и схватывал все на лету. К 13 годам свободно овладел французским, немецким и английским, а когда пришла пора поступать в университет, прибавил к ним парочку древних языков: латынь и греческий. Незадолго до окончания им гимназии в Одессе на базе Ришельевского лицея с более чем столетней традицией был основан Новороссийский университет. Преподавательский состав – все сплошь крупные величины в науке. Там Филиппов окончил физико-математический факультет. Затем его развернуло на юриспруденцию, он отправился в Петербург, поступил в университет на юридический. Но тут параллельно увлекся химией, так что едва получив диплом юриста, напросился на стажировку к всемирно известному химику Бертелло и уехал к нему в Париж. Затем были Гейдельбергский университет и защита диссертации на степень доктора натуральной философии с математическим уклоном. Казалось бы, куда больше! Но работая над диссертацией, он заодно умудрился провести серию исследований по химии и пиротехнике у известного немецкого химика Виктора Мейера. В результате знания его оказались столь обширны и глубоки, что еще при жизни Филиппова назвали последним русским энциклопедистом. Когда он взялся за издание энциклопедического словаря в трех томах, основную часть статей написал сам. Он и работал – как учился: то ночами просиживал в своей химической лаборатории и заявлялся в редакцию «Научного обозрения» с обожженными пальцами, пятнами от реактивов на рубашке, то с энтузиазмом писал очерки и книги для серии ЖЗЛ о Ньютоне, Паскале, Лейбнице, Канте, Леонардо да Винчи, Лессинге. А то вдруг как-то сорвался и уехал в Крым собирать материалы для исторического романа «Освобожденный Севастополь» – четвертого по счету его литературного произведения. Но если кто-то на этом основании и решил бы, что Филиппов перешел в беллетристы, он очень скоро получил бы опровержение – солидная двухтомная монография «Философия действительности» заставляла снять шляпу перед глубоким мыслителем. А тот уже переключился на физику, и газеты сообщали о фантастическом: Филиппов, находясь в Петербурге, с помощью своей беспроводной технологии зажег люстру в Царском Селе! Особой гордостью Филиппова был журнал «Научное обозрение». Он основал его в 1894 году и привлек к сотрудничеству лучшие научные силы Петербурга. Но когда Филиппов на его страницах подверг анализу работы К. Маркса, власти забеспокоились. В связи с подозрительным сочувствием редактора к социалистическим идеям было установлено, что все публикации журнала отныне должны проходить цензуру. Какие только обходные маневры не продумывались в филипповском кабинете, чтобы протолкнуть иную статью! Много хлопот доставила ставшая впоследствии знаменитой работа Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами». По признанию калужского ученого, которого вечно мытарили и нигде не желали печатать, он специально придумал для статьи «темное и скромное название». Мысль была по тем временам крамольной: впервые в мире высказывалась идея жидкостного и электрического реактивного двигателя и выхода человека из космического корабля в открытый космос. Филиппов загорелся желанием опубликовать работу, но цензор заявил, что космическое пространство есть творение божье, следовательно, вторжение в него человека – богохульство. Цензоров было несколько, и редактор журнала пытался втолковать свой довод об огромном научном значении работы то одному, то другому – те держали глухую оборону. После очередной попытки разъяренный Филиппов влетел в редакцию и как раз нарвался на Менделеева. Дмитрий Иванович взял статью, заинтересованно просмотрел ее и задумался. «Цензор есть цензор, – сказал он. – Он получает жалованье не за разрешение, а за запрещение. А вы вот что сделайте: сведите все к привычной для них пиротехнике. И заявите, что поскольку речь идет о ракетах, то это весьма важно для устройства фейерверков на торжественных праздниках в честь высочайших особ. И особенно – на праздновании тезоименитства государя! Небось поостерегутся с запрещением-то». На этот раз Филиппова принял А. Елагин, слывший самым ретивым. И что же? Как в воду глядел Дмитрий Иванович – недоверчиво выслушав новые доводы редактора, тот долго вертел в руках карандаш, прикидывая так и эдак. И поостерегся-таки, разрешил. Важнейшая работа, которая закрепила за Циолковским приоритет в теоретической космонавтике и дала ему право называться основоположником воздухоплавания, была напечатана в пятом, майском, номере «Научного обозрения» за 1903 год. Этот номер оказался и последним – журнал окончил существование вместе с его редактором, не дожившим восемнадцать дней до 45-летия. Бомбисты за углом Сразу после загадочной гибели Филиппова появились слухи о причастности к его смерти сотрудников охранного отделения. И надо сказать, не столь безосновательные. Сочувствовавший революционным идеям талантливый химик и пиротехник, что-то время от времени взрывающий в своей лаборатории, не мог не заинтересовать охранку. Тем более что сам Филиппов не делал секрета ни из своих политических симпатий, ни из своего эпохального открытия, болтая об успешности проведенных им опытов и скором конце всех войн на каждом углу. И не только болтал, но и писал. Да и к тому же не в одном лишь письме в «Санкт-Петербургские ведомости». Одному из друзей он признался: «Я могу воспроизвести пучком коротких волн всю силу взрыва. Взрывная волна полностью передается вдоль несущей электромагнитной волны, и таким образом заряд динамита, взорванный в Москве, может передать свое воздействие в Константинополь. Проделанные мной эксперименты показывают, что этот феномен можно вызывать на расстоянии в несколько тысяч километров». И вновь наивно-пацифистский рефрен: «Применение такого оружия в революции приведет к тому, что народы восстанут и войны сделаются совершенно невозможными». Уже одна фраза о заряде динамита, взорванного в Москве и бабахнувшем в Константинополе, и революции могла стать приговором. Тем более что с начала 1880 года Филиппов находился под негласным надзором полиции (и даже успел побывать в ссылке в Зеленогорске), а с 1910-го – еще и охранного отделения. Ход мысли сотрудников спецслужб, перлюстрировавших переписку подозрительного доктора, понять несложно. А ну как действительно докопался? А ну как рванет? А уж до Царского Села не в пример ближе, чем до Константинополя. Кто будет в ответе? Да и даже если сам Филиппов не цареубийца, кто может дать гарантии, что плодами его усилий не воспользуется, к примеру, боевая организация эсеров или других революционеров, с которыми он якшается? Что тогда? Ведь бомбистам поднять на воздух не только царя-батюшку, но и всю династию Романовых будет как два пальца... Да еще на расстоянии. Хоть из Парижа, хоть из Берлина. Не приближаясь ни к дворцам, ни к каретам с высочайшими особами... В общем, во избежание ученого действительно могли убрать. Как руками агентов, так и руками фанатика, вложив ему в голову идею спасения России и всего прогрессивного человечества. Впрочем... Могли убрать и сами революционеры, с которыми доктор-пацифист мог наотрез отказаться поделиться тайной своего «гиперболоида». Отложенный взрыв Уже в наши дни высказывалось предположение, что петербургский ученый интуитивно додумался до идеи лазера, причем самого мощного типа, «с химической накачкой», позволяющего прожигать в зоне прямой видимости все что угодно на значительных расстояниях, – хотя многие необходимые для этого открытия были сделаны лишь десятки лет спустя. В печать попало мнение специалистов-лазерщиков, не отрицавших (со многими оговорками) возможность создания лазера сто лет назад. В конце концов, эксперименты гениального серба Николы Теслы вполне убеждают в такой возможности, и никто еще не доказал, что взрыв Тунгусского метеорита – не его рук дело. Загадку должна была бы прояснить обещанная Филипповым статья «Революция посредством науки, или Конец войнам». В одном из писем ученый сообщал, что в ней содержатся «математические выкладки и результаты опытов взрывания на расстоянии». О судьбе этой работы ходили самые разноречивые слухи. Долгое время считалось, что полиция, опечатав лабораторию, вместе с аппаратурой конфисковала и все бумаги. В дни Февральской революции 1917 г. в здании Петербургского охранного отделения случился сильный пожар, уничтоживший весь архив, – предполагалось, что в том огне погибла и рукопись. Но вдруг выяснилось, что на следующий же день после гибели Филиппова к его вдове Любови Ивановне сумел прорваться, невзирая на шок, траур, мельтешение полицейских, один из сотрудников «Научного обозрения» А. Ю. Финн-Енотаевский. Он упросил отдать ему рукопись, клятвенно пообещав вернуть через несколько дней – только копию снимет. Не сразу в суете множества дел, так внезапно обрушившихся на нее, Любовь Ивановна спохватилась, что Финн-Енотаевский сильно задержался с возвратом рукописи. Она напомнила, он замялся и попросил еще отсрочку. Через некоторое время ей пришлось проявить напористость, и тогда Филиппова услышала, что рукописи больше нет. «Пришлось ее сжечь, – не смущаясь заявил Финн-Енотаевский онемевшей от подлости вдове, – опасался обыска, вот и уничтожил от греха подальше». История попала в газеты, и журналисты бросились к Финн-Енотаевскому за подробностями. Тот уворачивался как мог. Ему не поверили, но докопаться до правды так и не смогли. След этого человека теряется в 1931 году. Он сгинул в сталинских чистках – кстати сказать, был задержан чекистами в тот момент, когда пытался передать американскому консулу в Москве какие-то документы, содержащие государственную тайну. Если не случилось обычной провокации, то были ли те документы материалами Филиппова? Одни догадки. Но нашелся еще след, неожиданный. Недавно выяснилось, что все эти годы в библиотеке Конгресса США хранились мемуары Всеволода Всеволодовича Большакова – бывшего ассистента Филиппова, эмигрировавшего в 1915 году. Записи в какой-то мере приоткрывают завесу над тем, как незаурядный ученый опередил свое время. «Здесь, в городе Лафайет, в 1929 году с грустью оглядываюсь на петербургское прошлое. Будучи с господином Филипповым неразлучным, по мере сил содействующим ему, видя старания его, сомнения, понимаю, что его так злоумышленно оборванная жизнь – следствие наивной неосторожности, ребяческого простодушия, парадоксально уживающихся с чуть ли не божественной мудростью. Мне, филологу, трудно судить о естественной подоплеке вопроса. Но я знаю, что Михаил Михайлович штудировал книгу «Драгоценные и полудрагоценные камни» и в лаборатории, фокусируя на некоторых из них собранные линзами в пучки идущие в вакууме излучения, заставлял в темноте волшебно источать краски, поражая натуральностью зрелищ составленных им же из геометрически строго ограненных стекляшек копий живописных шедевров... Особенно удался портрет Пушкина. Образ его медленно вращался по ходу часовой стрелки. Где бы ни стоял созерцающий, он получал иллюзию абсолютного объема, мог спутать живое с неживым. Касательно подрывного аппарата, тут – другое, не могущее не пугать. Тоже не обошлось без лучей, пронизывающих пространство. Лучей разрушающих! Сам Михаил Михайлович не единожды делался их жертвой. Получал ожоговые волдыри, фартук прорезиненный на нем охватывался пламенем. Но того, он считал, стоило». Касаясь трагического дня 12 июня, Большаков со всей определенностью указывает на убийцу Филиппова: «Мне доподлинно известно, что грех этот на себя взял Яков Грилюк, студент-естественник Петербургского университета, молодой человек шизофренической натуры, выказывающий себя пацифистом (уж не его ли охранка выбрала исполнителем и использовала втемную?). Арестованный, подвергнутый суду и медицинскому освидетельствованию, он погиб от открытой формы туберкулеза в тюремном лазарете. Кровавый шаг, по слухам, подогревали злодеи из официальных кругов, не согласные с независимыми взглядами изобретателя, желающие присвоить его талантливые решения». О пропаже рукописи и о темной истории с участием Финн-Енотаевского Большаков не знать не мог, но обходит этот эпизод молчанием. Зато – вот странное совпадение! – в газете «Сан» появилось интервью американского патентоведа Стива Кохрана. Среди прочего он упомянул, что в 50-е годы выполнял экспертизу старого документа, содержащего физико-математические расчеты – «теоретическое обоснование нерадиоактивных взрывов, где детонатором являлось мощное дистанционное лучевое воздействие». Автором теоретических выкладок, пояснил Кохран, был русский ученый Филиппов, так что пришлось прибегнуть к помощи переводчика департамента перспективных вооружений ВМФ США Хелен Аусвирц. Вывез ли Большаков рукопись или ее копию в США, или она попала за океан другим путем? Если копия существовала, то достались ли ценные материалы и русским ученым, работавшим в том же направлении? Ясно одно – работа не была уничтожена и пошла в дело. Неосуществленный взрыв доктора Филиппова оказался лишь на время отложенным... |
2 липня 2013
|
'Доля була йому мачухою. Він був непохитним борцем за правду й істину. Його мало розуміли ... Бився він по вся дні, як риба об лід, але і не думав складати зброю' Професор історії Трачевский Одночасно з Теслою, в Росії над проблемою бездротової передачі енергії працював Михайло Михайлович Філіппов. У ході одного з експериментів він із Санкт-Петербурга зумів запалити люстру в Царському Селі. Вважається, що Філіппов експериментував над передачею енергії вибуху на великі відстані. Підлітком вивчив французьку, німецьку та англійську мови, а готуючись до вступу в університет, вивчив латинську та грецьку. Освіту здобув на юридичному факультеті Петербурзького університету, а потім ? на фізико-математичному Новоросійського університету в Одесі. У 1892 отримав ступінь доктора «натуральної філософії» в Гейдельберзькому університеті (тема дисертації - «Інваріанти лінійних однорідних диференціальних рівнянь»). Стажувався у Бертло і Мейера. Філіппов був засновником, видавцем і редактором журналу «Науковий огляд». Автор 300 наукових праць. У 1889 році він видав роман «Обложений Севастополь», відзначений Толстим. Також Михайло Михайлович ? автор і редактор тритомного «Енциклопедичного словника» (Спб., 1901 р., видавництво Сойкина). Він виступав перекладачем праць Дарвіна та інших зарубіжних вчених на російську мову, також праць Менделєєва на французьку. Ну а який же сучасний погляд на таємниче відкриття Філіппова? А. Поліщук - автор багатьох нарисів з історії хімії - у своєму цікавому детективі 'Справа про загибель Михайла Філіппова' висловив припущення, що петербурзький учений додумався (на початку XX століття!) до променевої зброї, лазера, здогадався інтуїтивно, не знаючи багатьох відкриттів, які були зроблені фізиками лише через десятки років. І притому - до лазера найпотужнішого типу, з хімічної накачуванням. Відомо, що в такому лазері речовина 'накачується' до потрібної концентрації реагування за допомогою вибуху. 'Вельми вибухову' речовину Філіппов мав у своєму розпорядженні (він сам вказав на нього в своєму передсмертному листі). Це хлористий азот - страшна рідина, готова в будь-який момент рознести вщент усе навколо. Треба було мати ще спеціальні дзеркала для збору порцій променистої енергії, що виділяється при вибуху. Можна припустити, що Філіппов використовував для цього судини з посрібленим увігнутим дном. Інша вагома гіпотеза полягає в тому, що Філіппов вивчав ультракороткі хвилі довжиною близько міліметра, які отримував за допомогою іскрового генератора Теслі. Неодноразово з'являлося повідомлення, що Філіппов, перебуваючи в Петербурзі, проводив свої лабораторні досліди по передачі електроструму по повітрю. Тим самим зумів запалити люстру в Царському Селі. Цілком можливо, що скоро з'являться й інші версії, а можливо і документи, які повністю розкриють таємницю винаходу Михайла Філіппова |
2 липня 2013
|
Уродженець Черкащини – автор 'Осажденного Севастополя' – поклав життя, намагаючись знищити війни. Якби Михайло Філіпов устиг закінчити свої досліди, можливо, людство не знало б, що таке світова війна. 'У ранній юності я прочитав у Бокля, що винахід пороху зробив війни менш кровопролитними. Відтоді мене переслідувала думка про можливість такого винаходу, який би зробив війни майже неможливими. Як це не дивно, але нещодавно я зробив відкриття, фактична розробка якого практично унеможливить війну. Йдеться про винайдений мною спосіб електричного передавання на відстань вибухової хвилі, причому, зважаючи на застосований метод, передавання буде можливим і на відстань кількох тисяч кілометрів, отже, спричинивши вибух у Петербурзі, можна буде передати його дію у Константинополь. Спосіб достатньо простий та дешевий. Але при такому веденні війни на відстанях, мною указаних, війна фактично стає безумством і повинна бути ліквідована. Подробиці я опублікую восени в мемуарах Академії наук. Досліди уповільнюються незвичайною небезпечністю речовин, які застосовуються, частина з яких вибухонебезпечна, а частина – дуже отруйна'. Цей лист був написаний 11 червня 1903 року в газету 'Русские ведомости' відомим російським вченим і літератором Михайлом Філіповим. Михайло Михайлович народився 12 липня 1858 року в селі Вікнине, нині Катеринопільського району в маєтку діда, героя Вітчизняної війни 1812 року, генерал-лейтенанта Лаврентія Васильківського, який походив з роду Хмельницьких. Батько вченого Михайло Аврамович – юрист і публіцист – друкувався у 'Современнике', 'Русском слове', 'Эпохе' тощо. Мати, дочка героя-генерала, добре зналася на вітчизняній та зарубіжній літературі і з дитинства прищепила синові прагнення до знань, любов до книг та дала початкову освіту. Михайло вступив екстерном відразу у п’ятий клас гімназії у Миколаєві, куди родина переїхала до дідуся по батьковій лінії. Закінчивши гімназію, Філіпов екстерном здав курс реального училища і вступив на фізико-математичний факультет Новоросійського університету в Одесі. Тоді молодий науковець починає активно співпрацювати з різними журналами та писати статті на актуальні для суспільства теми. Цей університет вважався розсадником передових ідей у суспільстві. І вільнодумні публікації студента Філіпова, на думку керівництва університету, були 'дурним прикладом' для інших. Тому 17 березня 1882 року Михайла відрахували з навчального закладу. Формальною причиною стала трьохденна затримка оплати навчання. Через рік марних спроб поновитися, Михайло вирішив переїхати до Петербурга і там отримати вищу освіту. В 1984 році він блискуче здав екстерном іспити за весь курс фізико-математичного університету і отримав звання кандидата наук. Іспит з неорганічної хімії у талановитого студента приймав Дмитро Менделєєв. Через п’ять років учений доручив Філіпову перекласти на французьку мову 'Основи хімії'. В 1887 році Михайло Михайлович написав історичну повість 'Остап'. Як зазначив сам автор, спонукала його до цього незадоволеність історичними романами Сенкевича, в яких козаки Хмельницького були висвітлені в дуже негативному ракурсі. Він вирішив написати більш об’єктивний твір. В дитинстві Мишко слухав думи та розповіді про гайдамаків і запорожців, що й послугувало матеріалом для цього твору. Щоб користуватися польськими джерелами, Філіпов ґрунтовно вивчив польську мову. Повість витримала два видання і мала чудові відгуки. Ця книга була навіть у особистій бібліотеці Максима Горького. У 1888–1889 Філіпов працює над романом 'Осажденный Севастополь', який високо оцінив сам Лев Толстой. У 1889 році Михайло Філіпов, який чудово знав усі основні європейські та стародавні мови, вирішив продовжити навчання за кордоном. У Празі він вивчав життя та праці Яна Гуса, в Італії – творчість Леонардо да Вінчі. Після цього вчений проходив стажування у всесвітньо відомого хіміка Бертелло в Парижі та навчався у Гейдельберзькому університеті в Німеччині. По завершенні навчання, 6 грудня 1892 року, вчений захистив дисертацію (написану французькою мовою) і отримав диплом професора. Текст диплома був написаний традиційно латинською мовою. Саме там Михайло Михайлович значиться як Філіпов-Вікнинський (за місцем народження вченого). Навесні 1893-го професор повернувся до Петербурга і розпочав роботу над чи не головним своїм дітищем, журналом 'Научное обозрение'. Перші два роки журнал був щотижневим і мав переважно фізико-математичне спрямування. Але саме тоді в журналі були вперше надруковані основні праці Дарвіна, перекладені на російську Філіповим. З 1897 по 1900 це щомісячне видання було рупором передової думки тогочасності. В журналі друкувалися Костянтин Ціолковський, Володимир Ільїн (під таким псевдонімом свої праці розміщував Володимир Ульянов [Ленін]), Порфирій Бахметьєв, Микола Бекетов, Володимир Бехтерев... Охоронне відділення не могло спокійно спостерігати за цією вільністю. На початку 1901 року в родині Філіпових було проведено два обшуки. Але обидва були безрезультатні. Незважаючи на це, 1 червня цього ж року постановою особливої наради Міністерства внутрішніх справ Філіпову заборонили протягом трьох років проживати в університетських містах і фабричних місцевостях. Це вислання завадило закріпити дружбу Філіпова з Львом Толстим. Вони тривалий час листувалися. Михайло Михайлович запрошував Льва Миколайовича до співпраці в 'Научном обозрении'. Письменник-гуманіст погодився, але цим домовленостям не судилося втілитися. У травні 1903 року вийшов останній номер журналу. Під час вислання винахідник провів 12 дослідів, результати яких дозволили йому вважати, що існує спосіб передавати вибухову хвилю на будь-які відстані. Відповідно, лише самогубці наважаться розпочати війну за умови існування такої зброї. Філіпов планував провести останній, тринадцятий дослід, а після цього на кілька днів поїхати до Франції, щоб обговорити деталі винаходу з відомим хіміком Бертелло. Але ці плани так і не здійснилися. 12 червня, наступного дня після написання листа в газету 'Русские ведомости', професор був знайдений мертвим. У різних джерелах зазначаються різні місця смерті. Одні стверджують, що смерть настала в кабінеті вченого, інші зазначають, що це відбулося на полігоні. Існує версія про вбивство науковця поліцією. Лікар, який оглядав тіло, в графі 'причина смерті' зазначив 'смерть від невідомої причини'. Після смерті Філіпова поліція забрала всі папери вченого. Знайти їх та результати розтину тіла не змогли навіть після 1917 року. Історики схильні вважати, що документи згоріли під час пожежі в будівлі Охоронного відділення під час Лютневої революції. Таємниця винаходу нашого земляка, як і таємниця його смерті, не розкрита й досі. |
4 травня 2013
|
З НОТАТНИКА КРАЄНАВЦЯ ЧЕРКАЩИНИ ШТРИХИ ДО ІСТОРІЇ ВІКНЕНОГО 1864 рік. Лаврентій Похилевич повідомляє про те, що в селі Вікнина жителів обох статей 662; землі - 2290 десятин. Село належало генерал-лейтенантші Розалії Васильківській (православного віросповідання). Північну околицю села називали Рушківкою - це була окрема власність полковника Луценка і його дружини Анастасії Якимівни (купча від 21.03.1842 р.). До 1842 р. Вікнина з Рушківкою і Каменуватою були у власності Владислава Івановича Монастирського, які він придбав у Лопухіних, котрі згодом продали Вікнину генерал-лейтенанту Васильківському. У селі була Миколаївська дерев'яна церква 6 класу, побудована у 1784 році і відремонтована поміщицею Васильківською. 1882 рік. У цій же церкві священиком служив Є.Я. Костецький. Церкві належало 36 десятин землі. Парафіян: чоловіків - 540, жінок - 580. Церковно-парафіяльну школу відвідувало 11 хлопців і 1 дівчинка. 1900 рік. Вікнина, село Звенигородського повіту Стецівської волості. У ньому дворів - 227, жителів обох статей - 1253 осіб: чоловіків - 612, жінок - 641. Основним заняттям жителів було землеробство. Частина сільчан виїздила на заробітки в Херсонську, Тавричеську і Катеринославську губернії та сусідні економії. В селі числилося землі - 2151 десятина: поміщикам належало - 663 десятини, церкві - 44 десятини, селянам - 887 десятин, товариствам - - 543 десятини і ін. верствам - 13,77 десятини. Село належало поміщикам - Марії Антонівні Новицькій і Олексію Олександровичу Копилову. Господарство в маєтку вів від Новицької - керуючий С.Ф. Бржозовський і завідуючий від орендного власника маєтку Копилова - Макс Рафаїлович Закс. Господарство в поміщиків і селян велося за трипільною системою. У селі була: православна церква, церковно-парафіяльна школа,казенна винна лавка, 6 вітряків, топчак, кузня і водяний млин, сільський банк, запасний хлібний магазин, 2 громадські будинки, які здавалися в оренду. 1913 рік. У селі Покровська дерев'яна церква, побудована у 1903 році. Парафіян: чоловіків - 1021, жінок - 1028. Штундистів - 65. Церкві належало 44 десятини землі. У парафії було дві однокласні церковно-парафіяльні школи, одна з них - у с. Рушківка. Священик - Автоном Пилипович Ганкевич. Голодомор 1932-1933 рр. забрав за офіційними даними більше 200 осіб. А скільки безпідставно репресовано і розстріляноу 1937-1938 рр.?.. У роки Великої Вітчизняної війни на фронти з села пішло 150 осіб, загинули - 134... 1972 рік. Населення - 1557 чоловік. 2001 рік. Населення - 756 осіб. 2012 рік. Населення - 673 (дані укр. Вікіпедії). ПЕРСОНАЛІЇ: * М.М. Філіпов, учений-енциклопедист. * П. Височанський, історик. |
23 березня 2013
|
ПОСТАТІ ПАВЛО ВИСОЧАНСЬКИЙ Минулого року йому виповнилося 120. Павло Федорович Височанський - відомий український кооперативний діяч - народився 1892 року в с. Вікнине Звенигородського повіту. Нащадок Семена Височана - полковника за гетьмана Богдана Хмельницького. Закінчив із золотою медаллю Звенигородську комерційну школу (1912), Київський комерційний інститут (1918). Працював у різних кооперативних установах, Кооперативному інституті в Києві. Після Лютневої революції 1917 р. перебував у Звенигородці. Друкував статті в газеті ''Звенигородська зоря'', видав брошури ''Чи варто нам жаліти за царями?'' (Звенигородка, 1917), ''Як жив український народ'' (Полтава, 1917). Репресований 1930 р. Після в'язниці Височанського вислали в Саратов, потім на мідні копальні Корсак-Пай Карагандинської області, де й загубився його слід на початку сорокових років XX століття. Автор дев'яти книжок, серед яких - ''Коротка історія кооперативного руху на Україні'', ''Начерк розвитку української споживчої кооперації'' (обидві - 1925), ''Кооперативний кредит'' (1928). ЛІТЕРАТУРА: Енциклопедія Сучасної України. - К., 2005. - Т. 4. - С. 453. Хоменко В. Звенигородщина. - Черкаси, 2008. - С. 16. Бурій В. Родом з Вікниного (Слово про Павла Височанського) / Валерій Бурій // Катеринопільський вісник. - 2009. - 31 лип. - С. 4. - (Наші земляки). |
24 січня 2013
ЧИТАЙТЕ ПРО ВІКНИНЕ: Катеринопільщина: край хліба, квітів і добра. - К., 2008. - С. 67. |
9 січня 2013
|
З НОТАТНИКА КРАЄЗНАВЦЯ Вікнине розташоване за 12 км від районного центру та за 19 км від залізничної станції Звенигородка. Назва походить від 'вікнина' - глибоке не заросле місце в воді, 'місце, де вирує вода'... (Гончаренко В. Черкащина в легендах та переказах. - Черкаси, 2006. - С. 69). ОКНИНА, село между местечками: Екатеринополем и Шполой, при соединении 5-ти ручьев в один, под именем Вербовца, впадающий в Тикич. Жителей обоего пола 662. Церковь Николаевская, деревянная, 6-го класса, построена в 1784 году, недавно возобновлена помещицей Васильковской. (Похилевич Л.И. Сказания о населенных местностях Киевской губернии. - К., 1864 (Біла Церква, 2007. - С. 328; перевид.). У селі народились: Михайло Філіпов, учений-енциклопедист; Павло Височанський, історик |
9 січня 2013
|
| Закрити |
